Представитель древнейшего и богатейшего русского дворянского рода Николай Васильевич Шереметев – один из тех, кто, по выражению нижегородского поэта Юрия Адрианова, был «замешен в декабристском движении». Офицер лейб-гвардии Преображенского полка состоял членом Северного общества, знал о предстоящем заговоре, но непосредственно в самом восстании участия не принимал. Однако был заточен в Петропавловскую крепость, а затем выслан на Кавказ, в район военных действий.
Существует много толкований о столь мягком приговоре. Одни считают, что благодаря заступничеству старшего брата Сергея Васильевича, участника Отечественной войны 1812 года, ставшего генералом и стрелявшего в восставших декабристов, тем самым заслужив благосклонность царя. Юрий Адрианов в книге «Хождение за равнинные реки» выдвигает такую версию: «Видимо, Николая I пугало участие большого числа родовитых и слишком известных фамилий. Некоторых он «притягивал» к чрезмерно строгой расправе, с другими обходился лёгким наказанием». Отец – Василий Сергеевич Шереметев был буквально сражён поступком сына и в пылу гнева написал брату царя великому князю Михаилу Павловичу такие жесткие слова: «Я не хочу более его видеть и даже прошу вас его не щадить…».
В 1831 году Николай Васильевич вышел в отставку, а спустя два года поселился в одном из родовых поместий недалеко от села Богородского. По соседству в принадлежавшем Шереметевым селе Дуденеве стараниями и под покровительством Василия Сергеевича воздвигался храм Покрова Пресвятой Богородицы, но закончить строительство отцу было не суждено, он умер, завещав завершить богоугодное дело сыновьям – Сергею Васильевичу (поселившемуся в Лазареве) и Николаю Васильевичу. Сыновья исполнили наказ отца, храм в селе был построен.
Усадьба, в которой обосновался на жительство Николай Васильевич, находилась в двух верстах от Дуденева и в стольких же – от деревни Сысоевки, скрываясь от окских ветров за невысокой горой. С появлением нового постоянного хозяина она приобрела и конкретное имя – Николаевка.
Жил Николай Васильевич в основном в Нижнем Новгороде, где занимал почётную должность предводителя губернского дворянства и попечителя ряда учебных заведений. В Николаевку заглядывал редко, и то ради охоты, страстным любителем которой был.
В «Богородской газете» за 14 сентября 1985 года в статье «Где же жил декабрист Н.В. Шереметев?» звучат такие размышления о Николаевке: «В настоящее время такого селения не существует. Оказалось, однако, что его нет в дореволюционных списках населённых мест нашей округи 1911 – 1916 и даже 1859 годов.
Судя по тому, что Николаевка прекратила своё существование после смерти Н.В. Шереметева и в списках 1859 г. уже не значится, это было так называемое сельцо, т.е. населённый пункт, состоящий из помещичьего дома и изб, где жили его дворовые слуги. Естественно, что со смертью помещика, не имевшего наследников, и сельцо само прекращало существование».
И ещё выдержка из книги В.В. Башкирова и Л.Р. Башкировой «Богородск»: «Печально сложилась судьба имения в Николаевке, которое через Шереметева Петра Васильевича хотел приобрести помещик Труворов. Послав своего доверенного по фамилии Вертлинский, он получил описание имения от 18.05.1870 г.: «...из двух прудов уцелел один. Вместо парка непроходимый лес, признаков дорожек нет, как и строений мало-мальских, за исключением одной избы...» (сын Василия Сергеевича – Петр Васильевич – умер в 1837 году, а правнук, тоже Петр Васильевич, в это время ещё не родился).
Что до описания в первом случае сельца – совершенно верно, а вот насчёт его существования после смерти хозяина – увы... А изображенная печальная картина во втором случае якобы пришедшего в упадок имения – объяснению не поддаётся…
Мало кто знает, что в один прекрасный день Николаевка сменила хозяина (возможно, по этой причине имение выпало из списка населённых мест). По преданию, произошло это так. В управляющих имения ходил житель деревни Сысоевки Василий Середин. Было у него три сына и дочь, которые помогали отцу по хозяйству. Его-то и вызвал на разговор Шереметев.
– Купи у меня усадьбу! – ошарашил предложением.
– Что вы, батюшка! Как можно! У меня и денег-то таких нет.
– А ты кредит в банке возьми. Сыновья у тебя работящие, расплатитесь потихоньку...
В предании не уточняется, кто из Шереметевых предложил сделку, Николай Васильевич или последующие владельцы имения. Но уж точно не Николай Васильевич (он умер в 1849 году). Крестьяне в то время не покупали помещичьи усадьбы и угодья, такое могло произойти только после 1861 года, когда крепостной люд стал вольным.
Вполне возможно, что сделка проходила через Петра Васильевича, последнего хозяина шереметевских владений, правнука Василия Сергеевича (всего у него было четыре сына – Василий, Сергей, Пётр и Николай). Василий погиб на дуэли совсем молодым, у Сергея и Николая детей не было. Умер Пётр Васильевич в возрасте 34 лет, а годы его жизни 1882 – 1916. В этот отрезок времени, значит, и перешла Николаевка к новым хозяевам. Правнук знаменитого деда предложил выкупить имение управляющему, а не куда-то на сторону, дабы попало в надёжные руки. А оно стараниями Серединых содержалось в полном порядке.
Один из старожилов села Дуденева – Валентин Андреевич Середин поведал, что имение продано вместе с землёй от Николаевки до самого Дуденева, так называемая Слуда (классическое значение слова «слуда» – высокий, бугристый, поросший лесом берег реки). По его подсчётам проданный надел земли составлял не менее 400 гектаров земли. А заплатили Середины круглую сумму аж в 13 тысяч золотых (золотые – это червонцы, названные царскими). Кстати, такие, прямо скажем, огромные деньги за развалину не платят, а Серединым важна была именно усадьба.
Так ли это обстояло на самом деле – большой вопрос. Но факт остаётся фактом: сысоевские Середины до самой революции жили в Николаевке и все эти годы исправно платили банку по кредиту (Василий Середин всё же внял дельному совету кого-то из Шереметевых). Причём эта обязанность после смерти отца легла на плечи сыновей Сергея, Ивана и Андрея.
Сразу за горой на берегу Оки братья наладили добычу алебастра, отправляя его сначала в Растяпино (ныне Дзержинск) купцу Кошеварову, а потом и в Москву. В престольной открыли лавку, заведовал ею Иван. Так он перебрался и стал жить в Москве. Выгодно женился, купил дом на Пятницкой. Впоследствии прикупил ещё несколько домов, сделав их доходными, другими словами, сдавал в наём под жильё. Он же взял на себя основную нагрузку по оплате долга банку.
Семейная жизнь братьев сложилась по-разному, Ивану Васильевичу Бог не дал детей, хотя он и был женат. Его жена Екатерина Николаевна вышла из богатой семьи, её отец владел полотняным заводом в Серпухове. А вот у Сергея Васильевича росло тринадцать детей, и он порой еле-еле сводил концы с концами. Пятеро детей были от первой сысоевской жены Анны и восемь – от второй, родом из Богородского, из семьи Александровых. На лето Иван с женой приезжали в Николаевку. Вспоминают такой случай. Как-то Иван наблюдал милую, уморительную картину: трёхлетняя дочка Сергея подошла к одной из печей, вынула оттуда полено и перенесла в печку своей комнаты. Он засмеялся, воскликнув:
– Какая сообразительная! Из неё толк выйдет!
Заметим, что внутри дома комнаты располагались овалом по внешней стороне, а посерёдке вдоль дверей проходил коридор, в него-то и выходили дверцы комнатных изразцовых печей. Топили в коридоре, а в самих жилых апартаментах было чисто и тепло.
Тут следует ещё раз вспомнить о времени покупки имения. Эта самая сообразительная девочка родилась в 1889 году, в три года она уже бегала по шереметевской усадьбе, а её дочь утверждала, что мать и появилась на свет в усадьбе. А это значит, что сделка о продаже-покупке имения состоялась во второй половине XIX века.
Назовём полное имя этой девочки – Анна Сергеевна Середина, именно она оставила описание расположения хозяйства имения в Николаевке. Когда она была уже в зрелых годах, дочь-школьница попросила:
– А ты сможешь составить план усадьбы?
И та взяла лист бумаги, карандаш и нарисовала, как могла. Этот план имения показала мне внучка Анны Сергеевны, директор Дуденевской школы Г. И. Кочетова. Привожу план полностью. В центре – одноэтажное, со множеством окон, барское здание с верандой с левого боку. Впереди выведен слегка вытянутый круг, внутри подпись – «солёный пруд». За прудом – «овраг и заросли» и далее «Палашина гора». Хозяйский дом, значит, смотрел на Палашину гору, за которой находился высокий берег Оки. Сзади дома намечены какие-то хозяйственные постройки. А вот справа – четыре жилых строения для обслуги. И ещё дом обозначенный – «дом Сергея В.». В нём-то и проживала большая семья отца Анны Сергеевны – Сергея Васильевича Середина.
Слева усадьбы выведен ещё один круг, размером побольше, чем первый, и написано «Чистый пруд». Сзади имения и хозяйственных построек нарисован большой сад, задняя стенка которого испещрена чёрточками, подпись гласит: «изгородь из барбариса». За садом – «дорога в Сысоевку», за дорогой – «Парк Шереметева». Дорога за садом поворачивает влево, проходит мимо дома Сергея Васильевича и устремляется к беспорядочным обозначениям в плотном круге с надписью «Сысоевка».
Меня тешит мысль, что это единственное подробное описание, составленное Анной Сергеевной Серединой, почившего в бозе имения Шереметевых в Николаевке, но почившего не в XIX веке, а гораздо позднее.
В самом начале 30-х годов XX столетия, когда волна раскулачивания прокатилась по стране, как цунами, бесхозное имение в Николаевке (Середины разъехались кто куда) разобрали по частям ближайшие соседи-дуденевцы. На улице Школьной, бывшей Покровской (вела к храму), можно обнаружить пристрои к домам из кирпичей шереметевской усадьбы (а в книге Башкировых упоминается всего лишь одна изба). Потомкам Серединых, проживающим в селе, как имевшим косвенное отношение к Николаевке, кто-то пожертвовал за ненадобностью чугунное украшение, снятое с массивных ворот. Подумали, что это герб Шереметевых, но оказалось, что это вензель. Его передали в исторический музей.
Анна Сергеевна Середина (замужем Телегина) до самой смерти посещала Николаевку, точнее, что осталось от неё, сначала брала с собой дочь, а потом внучку. Обходила знакомые с детства места, останавливалась на когда-то ухоженных дорожках у озёр, вглядывалась в сторону сада. Долго там сопротивлялись зарастанию диковинные для этих мест барбарис и спирея. Прежний барин – хозяин усадьбы – привёз их из каких-то дальних стран (Николай Васильевич Шереметев, прежде чем поселиться в Николаевке, два года провёл за границей).
Озеро, то, что поменьше, перед самым господским домом, недаром называли Солёным – в него ставили кадушки с солениями, в основном капустой и огурцами. В холодной ключевой воде они сохранялись не хуже, чем в погребе (большая семья Сергея Васильевича жила натуральным хозяйством). Кстати, в недавно вышедшей книге Н. Пчелина «Богородское Березополье» в числе служащих Никольского храма села Оленина (близ Сысоевки) упоминается церковный староста – С.В. Середин. Не наш ли это Сергей Васильевич, отец Анны Сергеевны? Нынешние родственники говорят, что вполне может быть.
От Николаевки, этого живописного природного уголка, куда когда-то заглядывали «на огонёк» богатые хозяева и их спутники по охоте, где проживали, трудились простые крестьяне, осталось одно название. Беспощадное время уничтожило все следы жизнедеятельности человека.
Но остались воспоминания старожилов, сохранивших память о своих предках, их житье-бытье, и мы можем по их рассказам составить представление об исчезнувшем имении, одного из многих у Шереметевых, совсем небольшого, однако не менее для нас интересного и важного, чем, допустим, знаменитый замок в Юрино. Потому что в Николаевке жил человек, которого волновали высокие устремления, благороднейшие страсти своего века. Я имею в виду молодого, храброго офицера Шереметева и его сверстников, людей чести, мыслителей, поэтов, объединённых одним словом, – декабристы.
Мне кажется, что П.И. Мельников-Печерский, автор «В лесах» и «На горах», думал именно об этой яркой странице жизни нижегородского декабриста, когда произносил на похоронах рано умершего Николая Васильевича Шереметева прощальные слова: «Человек родословный, патриот по душе и действиям, с благородным образом мысли, с душой, глубоко сочувствовавшею всему высокому и прекрасному». Писатель-летописец Нижегородского края не обмолвился о ранних возвышенных «грехах молодости» умершего, лишь памятуя о них, как помнили о них все, кто пришёл проводить в последний путь деятельного во благо, доброго человека. И мы об этом помним.
