За свою долгую жизнь богородскому врачу Николаю Львовичу Николаеву пришлось многое повидать, многое наблюдать и очень много поработать...
В Богородске
В 1889 году, окончив университет, я приехал домой и сразу же был назначен Горбатовской Земской Управой на должность земского врача в село Богородское. На должности земского врача лежала обязанность принимать больных не только в Богородске, но и в девяти волостях, прилегающих к Богородску, с населением 40 тыс., с радиусом 40 км.
Богородское в то время было большим торгово-промышленным селом с населением в 12 тысяч человек. В селе было несколько десятков крупных заводов и около сотни мелких. Кроме того, широко было развёрнуто валяно-кошомное производство, в котором работали большей частью пришлые рабочие, главным образом, из Лукояновского уезда. Большая часть обработки шерсти происходила в закрытых помещениях, где тучами висела пыль, и эту пыль рабочие вдыхали в себя, наживая туберкулёз. Общежитий не было, и жили они тут же в мастерских. Нередки были случаи, когда приезжавшие к ним жёны, застигнутые здесь последними днями беременности, вынуждены были родить и отлеживаться после родов в банях.
На всё село в то время была только одна школа (около бани); в верхнем этаже было мужское отделение, в нижнем – женское. В ближайших деревнях школ не было и неграмотных в то время в районе было более 80 процентов, а в Богородске – более 70 процентов. Зато в селе было четыре церкви, с десяток трактиров и столько же казёнок и пивных.
Электричества, тротуаров и мостовых не было и в помине. На главной улице, против трактира Пасхина, была огромная, никогда не высыхающая бокалдина. В базарные дни, когда в трактире случалась драка или скандал и в дело вмешивалась полиция, нередко можно было видеть, как пьяный скандалист, вырвавшись из рук полицейских, бёг к бокалдине, забирался на самую середину и по пояс в грязи кричал: «Что, селёдочник, взял! А ну, иди, возьми меня!»
Полицейский, ругаясь, бегал вокруг, а собравшаяся толпа, наблюдая, посмеивалась и отпускала злые шутки:
– Митрич, чай уважь полицию, выйди на берег, вишь он аж взмок весь.
Полицейский зло огрызался и в конце-концов уходил ни с чем.
Однажды в этой бокалдине завяз ехавший на тройке исправник. Часа два бились лошади, так и не осилили вытащить застрявший тарантас.Лошадей отпрягли, исправника вынесли на руках народом, а тарантас остался в грязи.
Больницы в то время ещё не было, а был приёмный покой, помещавшийся в то время в доме Морковкина на Филипповской улице. Большая часть населения лечилась домашними средствами или обращалось к знахарям, которые морочили народу головы. И вполне естественно, что первое время у меня на приёмах было довольно пусто. Через несколько дней после моего вступления в должность земского врача меня вызвали к больной роженице. Приехал, осмотрел, вижу, что нужна операция, так как роженица разродиться не может и плод уже мёртв. Первую мою труднейшую операцию пришлось делать в домашних условиях при свете маленькой керосиновой лампочки.
Операция прошла удачно. Эта операция немного разбила тот лёд недоверия ко мне, как к врачу, да ещё молодому. Но окончательно мой авторитет был завоёван примерно через год.
Однажды летом в воскресный день меня вызвали на «старую канаву», где утонул пьяный. Прихожу. На берегу около мостовой стоит толпа народа, а в середине на рогоже качают утопленника. Я попросил, чтобы его положили на землю.
– Нельзя класть, тогда не откачаешь, – закричали из толпы. Пришлось обратиться за помощью к находившемуся здесь же полицейскому. Утопленника положили. Пульса нет. Начинаю делать искусственное дыхание. Проходит пять, десять, двадцать минут. Утопленник в том же положении. Я устал. Жарко. С меня градом льёт пот. А в толпе недовольные и злые возгласы.
– Уморил человека! Не надо было класть, давно бы откачали! Теперь разве откачаешь? Ясно помер!
А я слушаю и продолжаю работать. Наконец, выбившись из сил, обращаюсь к собравшимся:
– Господа, нет ли среди вас человека, знакомого с медициной, кто умеет делать искусственное дыхание? – Смотрю, выдвигается молодой человек.
– Я ротный фельдшер. Разрешите помогу.
Передаю ему утопленника. Он занимается с ним десять, двадцать минут. Безрезультатно. Сменяю его. Недовольство в толпе растёт. Но вот наконец, утопленник вздохнул раз, другой. Толпа ахнула, повеселела и восторженно заговорила.
– Вот это ловко! Ай да доктор! Даром, что молодой.
Этот случай с утопленником очень быстро разнёсся по всему селу и окружным деревням, и недоверие ко мне, как к врачу и медицине, было сломлено.
Организация библиотеки
В первый же год моей работы фабричным врачом непосредственно и тесно соприкасался с рабочей массой и, видя то бескультурье и темноту, которая окружает их, я неоднократно вспоминал разговор Владимира Ильича (Ленина) о культуре, которую мы должны с собой нести в народные массы. Передо мной стояла задача: как лучше применить свои знания, чтобы внести хоть маленькую частичку света в тёмную бескультурную жизнь рабочего? Этот выбор был очень труден ещё потому, что всякая культурно-просветительная работа могла вестись только с разрешения соответствующих органов надзора, и после долгого раздумья я остановился на мысли об организации бесплатной библиотеки-читальни.
На мою мысль о создании библиотеки откликнулся ряд лиц, в том числе сапожник Николай Васильевич Сыров и другие. Мы собрали по подписным листам на это дело триста рублей и на эти деньги в 1895 году выстроили на базарной площади библиотеку-читальню.
Но для библиотеки нужны были книги, газеты, журналы, мебель и, наконец, биб-лиотекарь и сторож. В целях изыскания средств мы провели вербовку в почётные члены библиотеки с годичным членским взносом три рубля. Таких членов нам удалось завербовать сто человек. На полученные деньги были куплены книги, часть собрана по добровольной подписке, выписаны газеты, журналы, подыскана библиотекарша и нанят сторож.
После целого ряда мытарств по присутственным местам разрешение на открытие было получено. Открытие библиотеки-читальни было большим культурным событием. В библиотеку потянулись рабочие, молодёжь, интеллигенция. В базарные дни, когда в село приезжали крестьяне, библиотека была, что называется, набита битком. Это было вполне понятно, так как в то время рабочие, крестьяне, как правило, газет не выписывали, и поэтому вполне естественно, что всякий грамотный человек старался хоть ненадолго заглянуть в библиотеку, где можно было почитать газеты и журналы, поэтому в базарные дни библиотека у нас работала днём.
Устройство музыкально-вокальных вечеров
Расходы по библиотеке составляли в год свыше тысячи рублей и, кроме членских взносов, надо было изы-
скать где-то ещё средства. И вот в целях взыскания средств решили устроить музыкально-вокальный-литературный вечер. Для этой цели пришлось вовлечь всю интеллигенцию, которая была в нашем селе. Выработали программу, провели ряд репетиций и, когда решили, что подготовились достаточно, я пошёл за разрешением. Пристав посмотрел программу, поморщился и с раздражением сказал:
– И охота вам, Николай Львович, такими делами заниматься, сами беспокоитесь и людям покоя не даёте.
Мне стоило больших трудов уговорить его подписать разрешение. Но когда он подписывал афишу, то вычеркнул мою фамилию и поставил звёздочки.
– Это я на всякий случай – пояснил он мне, – а то не-удобно как-то: вы, фабричный врач, затеяли дело с просвещением рабочих, да ещё и сами являетесь участником вечера – дважды нехорошо получается.
Я был рад полученному разрешению и возражать не стал. Первый проведённый нами вечер имел большой успех и дал нам чистого сбора 150 рублей. Позднее на содержание библиотеки было ассигновано 100 рублей в год из средств волости и 100 рублей отпускало земство, но всё же основным источником, откуда мы в продолжении целого ряда лет черпали средства, – были наши литературно-музыкально-вокальные вечера.
Воспоминания Н.Л. Николаева печатались в нескольких номерах «Ленинской победы» в июле 1937 г.
Мы публикуем отрывки из них.
