Право выбора
О выдающемся земляке, лауреате Государственной премии СССР Гурии Владимировиче Цибине «Богородская газета» писала дважды – в год его 85-летия в 2008 году («Солдат «холодной войны») и в 2017 году («Три подвига Гурия Цибина»).
Выпускник средней образцовой школы № 1 города Богородска 1941 года, он ушел из родной деревни Крастелихи защищать от фашистов Родину, милый сердцу край, любимую семью. Воевал с 1942 по 1945 год в составе 4-го гвардейского танкового Кантемировского корпуса. На танке «Т-34» принимал участие в боях на Воронежском, 1-м Украинском фронтах, на Орловско-Курской дуге. Был башенным стрелком на танке «Т-34», наводчиком орудия самоходной артиллерийской установки. Награжден орденом Красной Звезды, двумя медалями «За отвагу». Окончив в послевоенные годы радиофизический факультет Горьковского государственного университета, Г.В. Цибин целиком посвятил себя делу укрепления оборонной мощи страны. Прошел путь на заводе «Арсенал», а затем в «НИИ Стрела» в городе Тула, от конструктора до заместителя генерального конструктора. При его непосредственном участии были разработаны и запущены в серийное производство изделия, имевшие большое оборонное значение. Четырем из них присуждены Ленинские, семи – Государственные премии СССР. Последние десятилетия своей жизни, девиз которой был «всё для блага Родины», Гурий Владимирович писал и издавал свои воспоминания. В книге «Край мой родимый», которую автор посвятил своей семье, он осмысливает пережитые события за период с 1930 по 1952 год. Во второй главе «Право выбора» Цибин описывает свое возвращение с фронта домой, первую встречу с мамой, отцом, сестрами Диной и Тамарой. «…На всю жизнь запечатлелась в моей памяти картина первой послевоенной встречи с мамой, – пишет Гурий Владимирович в книге, которую издал к 60-летию Великой Победы в городе Тула в 2005 году. – В начале сентября 1945 года командир батальона, в котором я был комсоргом, предложил мне перед принятием решения о демобилизации из армии посмотреть жизнь дома. Дислоцировались мы в Наро-Фоминске. Поздно вечером я сел на поезд Москва–Горький и улетел в думах своих в родные края, леса и перелески, на берега Оки, где до войны водили хороводы, в детство и юность… Милые, благодатные, родные края, как я ждал встречи с вами долгие годы войны. Именно благодаря непреодолимому желанию увидеть вас еще, хотя бы один последний раз в жизни, я, наверное, и не погиб. Да и не было выполнено предназначение, данное мне при рождении. Его предстояло еще выполнить в суровой борьбе со злом…»
Вот и свиделись
Вышел фронтовик с двумя чемоданами в руках в Дзержинске, переправился на пароходике (звали его финляндчиком) на другую сторону Оки, в затон Дуденево, оттуда до Крастелихи добирался пешком. Сразу же за перелеском показались поля родной деревни. И три березы, сросшиеся у корня, с детства знакомые, могучие, как три богатыря в дозоре, словно охраняли подступы к ней. «Вот, наконец, виднеются и липы, росшие с незапамятных времен возле забора нашего сада, – пишет Г.В. Цибин. – Как заколотилось сердце при виде их, как сдавило горло от воспоминаний о безвозвратно ушедшем времени юности, оборванной войной нити, связывающей людей родимого края одними обычаями, традициями, единой верой. Слева женщины и девчата копошились на картофельном поле. Всё больше и больше их бросали работу и стремительно бежали к дороге в мою сторону. Узнали. «Гурька», – кричали и плакали матери, обнимая и целуя меня. С волнением приветствовали мое появление девчата, не скрывая и не утирая бисер слезинок у глаз. А я с болью в сердце обнимал матерей, чьи сыновья уже никогда не обнимут их, и плакал вместе с ними, не стесняясь слез… Долго не отпускали меня женщины, расспрашивая о родных и знакомых и тех товарищах, с которыми уходил на войну. Но вот прозвучало: «Хватит, бабы, его мать ждет», – и меня выпустили из круга и пошли на свои полосы». Поскольку в отпуск солдата отпустили неожиданно, он не догадался дать домой телеграмму. Мама увидела сына в окно, возле которого сидела за швейной машинкой, и потеряла сознание. А когда пришла в себя, велела дочерям накрывать на стол. «Ну, как дела, танкист?» – были первые слова пришедшего с работы из Богородска отца. «Совершая походы по ближайшим деревням, – вспоминает Гурий Цибин, – с целью навестить оставшихся в живых товарищей, вернувшихся с фронта, и матерей тех ребят, которые уже никогда их не обнимут и не увидят своих близких и отчий край, я неоднократно пережил тяжелейшие психологические стрессы, отвечая на объятья матерей погибших друзей, плача вместе с ними скупыми слезами танкиста, видевшего гибель десятков товарищей по оружию, не находя слов для ответа на вопрос: «Гурий, почему ты жив, а мой сыночек…» И закрадывалась в сердце вина за всё совершившееся на русской земле, хотя сознание и утверждало невозможность ни предвосхитить события страшной вой- ны, ни направить их по пути наименьших жертв. Здесь уместно привести бессмертные слова А.Т. Твардовского, пережившего похожие чувства: Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе
– Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь,
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
В битве за Россию
«Может быть, вот эти встречи с матерями и женами не пришедших домой солдат, с инвалидами войны, стариками, верящими в нас, победивших пусть ценою величайших жертв, – пишет фронтовик, – и помогли мне сделать выбор дальнейшего пути, встать на стезю усиления могущества и величия государства Российского. Я потом написал: Мы выбрали себе дорогу Тернистей многих во сто крат, Взяв только клятву на подмогу От кантемировцев-солдат! Но месяц, проведенный в родном краю, всё увиденное и обсужденное в разговорах с родными и близкими, окончательно убедили меня в том, что мое место не в армии, не в ее политорганах, а в оборонной промышленности для обеспечения будущего оборонного потенциала страны. Мы тогда не знали слова Аллена Даллеса, сказанные им в 1945 году, о том, «как будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания… Но нутром мы понимали, что война продолжается, только методы ее ведения другие, но не менее изощренные и более жестокие». Как раз к концу его отпуска вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР от 25 сентября 1945 года о демобилизации лиц рядового и сержантского состава, получивших три и более ранений во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. По справкам о трех ранениях гвардии старший сержант Г.В. Цибин 12 ноября 1945 года был демобилизован. «Мало нас осталось из поколения начала 20-х годов, – делится своими мыслями Г.В. Цибин, который стал высококлассным специалистом в области радиотехники и всю свою трудовую жизнь посвятил разработке и созданию оборонного щита страны, – и мы понимали, что предстоит новая битва за Россию… Она тщательно спланирована, хорошо оплачивается. Эта непрерывная и беспощадная борьба – «не на жизнь, а на смерть». Наш земляк Гурий Владимирович Цибин до конца своих дней оставался солдатом этой битвы, написав книги «Русские идут», «Край мой родимый», «Спасибо, мама», «Солдаты холодной войны».